Тарас Бульба. Кто кого жёг?

(о непобедимой страдательности русских причастий)

Запорожцы.
Картина И.Репина, 1880-1891 гг., х/м.

На переговорах Горбачева с Бушем-старшим как-то был эпизод, когда переводчик спутал слова “проверяющая сторона” и “проверяемая сторона”, едва не изменив ход мировой истории. С русскими причастиями просто беда! 

Неукротимый лев американской русистики Стивен Додсон (Languaghat) прислал мне замечательный ляпсус в переводе на английский мемуаров П.В.Анненкова “Замечательное десятилетие 1838-1848”. (Thanks, Steve!)

В главе VIII Анненков пишет о полемике Белинского с критиками Гоголя (мемуар Анненкова есть здесь). На русском этот пассаж выглядит так: 

Но решительное и восторженное слово было сказано, и сказано не наобум. Для поддержания, оправдания и укоренения его в общественном сознании Белинский издержал много энергии, таланта, ума, переломал много копий, да и не с одними только врагами писателя, открывавшего у нас реалистический период литературы, а и с друзьями его. Так, Белинский опровергал критика "Московского наблюдателя" 1836 года, когда тот, в странном энтузиазме, объявил, будто за одно "слышу", вырвавшееся из уст Тараса Бульбы в ответ на восклицание казнимого и мучимого сына: "Слышишь ли ты это, отец мой?" — будто за одно это восклицание "слышу" Гоголь достоин был бы бессмертия; а в другой раз опровергал того же критика, и не менее победоносно, когда тот выразил желание, чтобы в рассказе "Старосветские помещики" не встречался намек на привычку, а все сношения между идиллическими супругами объяснялись только одним нежным и чистым чувством, без всякой примеси.

На английском переводчик мемуара Irwin R. Titunik изобразил это так (книга есть на Амазоне, цитата начинается со слов “Так, Белинский...):

Thus, Belinsky argued against the critic of the Moscow Observer of 1836 when the latter, in some strange fit of enthusiasm, declared that supposedly for the sake of the single expression "I hear" which burst from the lips of Taras Bulba in answer to the exclamation of his son, his torturer and executioner, "Do you hear this, father?" [...] 

То есть верный старший сын Тараса Остап, попавший в плен к ляхам, в переводе вдруг превратился в палача-казнителя любимого отца. Как замечает Додсон, тут трудно решить, что хуже, что переводчик не понял значения страдательных причастий или что явно не знал содержания “Тараса Бульбы”.

Как бы то ни было, а я согласен с упомянутым Анненковым критиком. Сцена казни Остапа с призывом к отцу и ответом Тараса действительно потрясающая. Прямо как из Евангелия, где Иисус на кресте призывает: “Отче! в руки Твои предаю дух Мой”.

Вот она, из XI главы “Тараса Бульбы” (текст здесь):

Но когда подвели его к последним смертным мукам, - казалось, как будто стала подаваться его сила. И повел он очами вокруг себя: боже, всё неведомые, всё чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушения слабой матери или безумных воплей супруги, исторгающей волосы и биющей себя в белые груди; хотел бы он теперь увидеть твердого мужа, который бы разумным словом освежил его и утешил при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи:

— Батько! где ты! Слышишь ли ты?

— Слышу! - раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно время вздрогнул.

Часть военных всадников бросилась заботливо рассматривать толпы народа. Янкель побледнел как смерть, и когда всадники немного отдалились от него, он со страхом оборотился назад, чтобы взглянуть на Тараса; но Тараса уже возле него не было: его и след простыл.

“Тарас Бульба” много раз экранизировался. В 1909 году вышла первая немая версия. Сто лет спустя, в 2009 году появились украинская “Дума о Тарасе Бульбе” и российская версия “Тарас Бульба” (режиссер Владимир Бортко). Разбирать нюансы — в другой раз. Сейчас же перепубликую широко известную американскую версию 1962 года с Юлом Бриннером в роли Тараса. Американские сценаристы вообще убрали, почти полностью, линию с Остапом. Вместо его казни — дописанная казнь польской панночки, которая и заставляет Андрия перейти на сторону ляхов. Как и роман, все киноверсии оставляют много вопросов и к Гоголю, и к режиссерам. (В YouTube есть отдельно сцена казни Остапа и крик Богдана Ступки “Слышу, сынку!”, российская версия 2009 г.)

В этой заметке, впрочем, я пока только о страдательных причастиях. (Казнь панночки начинается примерно с 1:40 в фильме, один час сорок минут)